Неточные совпадения
Он знал, что надо было много внимания и осторожности для того, чтобы, снимая покров, не повредить самого
произведения, и для того, чтобы снять все покровы; но
искусства писать, техники тут никакой не было.
Мне тогда было всего лет восемь, но я уже побывал в своей жизни в Орле и в Кромах и знал некоторые превосходные
произведения русского
искусства, привозимые купцами к нашей приходской церкви на рождественскую ярмарку.
— Возвращаясь к Толстому — добавлю: он учил думать, если можно назвать учением его мысли вслух о себе самом. Но он никогда не учил жить, не учил этому даже и в так называемых
произведениях художественных, в словесной игре, именуемой
искусством… Высшее
искусство — это
искусство жить в благолепии единства плоти и духа. Не отрывай чувства от ума, иначе жизнь твоя превратится в цепь неосмысленных случайностей и — погибнешь!
Мы видели в его
произведениях, как светская мысль восемнадцатого столетия с своей секуляризацией жизни вторгалась в музыку; с Моцартом революция и новый век вошли в
искусство.
Я никогда не обладал
искусством жить, моя жизнь не была художественным
произведением.
Ее понимают в обычном смысле культурного творчества, творчества «наук и
искусств», творчества художественных
произведений, писания книг и прочее.
Через тоталитарное мышление она искала совершенной жизни, а не только совершенных
произведений философии, науки,
искусства.
Через три года явилось второе
произведение Островского: «Свои люди — сочтемся»; автор встречен был всеми как человек совершенно новый в литературе, и немедленно всеми признан был писателем необычайно талантливым, лучшим, после Гоголя, представителем драматического
искусства в русской литературе.
Последняя есть одно из прекраснейших
произведений в сем роде: состарившаяся Лаиса приноси г зеркало свое во храм Венеры с сими стихами…» (переведено с французского, напечатано в «Вестнике Европы» за 1814 г., т. 77, № 18, сентябрь, отд. «
Искусства», стр. 115–119; подпись: «Перевод — ъъ».
То же самое творится и в области
искусства и науки, где каждая новая истина, всякое художественное
произведение, редкие жемчужины истинной поэзии — все это выросло и созрело благодаря существованию тысяч неудачников и непризнанных гениев.
— Потрудитесь сейчас же принести мне это
произведение вашего
искусства.
Севастиана, пронзенного стрелой, с дурно написанною в овале головкой графини Ченчи и олеографией тройки Вернета — этими тремя неотразимыми
произведениями, почти повсеместно и в провинциях и в столицах репрезентующих любовь к живописи ничего не понимающих в
искусстве хозяев.
Все отрасли промышленности, все ремесла, имеющие целью удовлетворять «вкусу» или эстетическому чувству, мы признаем «
искусствами» в такой же степени, как архитектуру, когда их
произведения замышляются и исполняются под преобладающим влиянием стремления к прекрасному и когда другие цели (которые всегда имеет и архитектура) подчиняются этой главной цели.
— Да, если показывать, что
искусство ниже действительной жизни по художественному совершенству своих
произведений, значит унижать
искусство; но восставать против панегириков не значит еще быть хулителем.
Не говорим пока о том, что следствием подобного обыкновения бывает идеализация в хорошую и дурную сторону, или просто говоря, преувеличение; потому что мы не говорили еще о значении
искусства, и рано еще решать, недостаток или достоинство эта идеализация; скажем только, что вследствие постоянного приспособления характера людей к значению событий является в поэзии монотонность, однообразны делаются лица и даже самые события; потому что от разности в характерах действующих лиц и самые происшествия, существенно сходные, приобретали бы различный оттенок, как это бывает в жизни, вечно разнообразной, вечно новой, между тем как в поэтических
произведениях очень часто приходится читать повторения.
Итак, первое значение
искусства, принадлежащее всем без исключения
произведениям его, — воспроизведение природы и жизни.
Окончательный вывод из этих суждений о скульптуре и живописи: мы видим, что
произведения того и другого
искусства по многим и существеннейшим элементам (по красоте очертаний, по абсолютному совершенству исполнения, по выразительности и т. д.) неизмеримо ниже природы и жизни; но, кроме одного маловажного преимущества живописи, о котором сейчас говорили, решительно не видим, в чем
произведения скульптуры или живописи стояли бы выше природы и действительной жизни.
Об этом качестве художественного
произведения придется говорить при определении сущности
искусства.
Причины пристрастия к
искусству, нами приведенные, заслуживают уважения, потому что они естественны: как человеку не уважать человеческого труда, как человеку не любить человека, не дорожить
произведениями, свидетельствующими об уме и силе человека?
Господствующее мнение о происхождении и значении
искусства выражается так: «Имея непреодолимое стремление к прекрасному, человек не находит истинно прекрасного в объективной действительности; этим он поставлен в необходимость сам создавать предметы или
произведения, которые соответствовали бы его требованию, предметы или явления истинно-прекрасные».
Из многих случаев этого угождения господствующему образу мыслей укажем на один: многие требуют, чтобы в сатирических
произведениях были лица, «на которых могло бы с любовью отдохнуть сердце читателя», — требование очень естественное; но действительность очень часто не удовлетворяет ему, представляя множество событий, в которых нет «и одного отрадного лица;
искусство почти всегда угождает ему; и не знаем, найдется ли, например, в русской литературе, кроме Гоголя, писатель, который бы «в подчинялся этому требованию; и у самого Гоголя за недостаток «отрадных» лиц вознаграждают «высоколирические» отступления.
Природа не стареет, вместо увядших
произведений своих она рождает новые;
искусство лишено этой вечной способности воспроизведения, возобновления, а между тем время не без следа проходит и над его созданиями.
Общий недостаток
произведений скульптуры и живописи, по которому они стоят ниже
произведений природы и жизни, — их мертвенность, их неподвижность; в этом все признаются, и потому было бы излишне распространяться относительно этого пункта. Посмотрим же лучше на мнимые преимущества этих
искусств перед природою.
Соединяя все сказанное, получим следующее воззрение на
искусство: существенное значение
искусства — воспроизведение всего, что интересно для человека в жизни; очень часто, особенно в
произведениях поэзии, выступает также та первый план объяснение жизни, приговор о явлениях ее.
Но если под прекрасным понимать то, что понимается в этом определении, — полное согласие идеи и формы, то из стремления к прекрасному надобно выводить не
искусство в частности, а вообще всю деятельность человека, основное начало которой — полное осуществление известной мысли; стремление к единству идеи и образа — формальное начало всякой техники, стремление к созданию и усовершенствованию всякого
произведения или изделия; выводя из стремления к прекрасному
искусство, мы смешиваем два значения этого слова: 1) изящное
искусство (поэзия, музыкант, д.) и 2) уменье или старанье хорошо сделать что-нибудь; только последнее выводится из стремления к единству идеи и формы.
Мы видим причину того, что из всех практических деятельностей одна строительная обыкновенно удостаивается имени изящного
искусства не в существе ее, а в том, что другие отрасли деятельности, возвышающиеся до степени
искусства, забываются по «маловажности» своих
произведений, между тем как
произведения архитектуры-, не могут быть упущены из виду по своей важности, дороговизне и, наконец, просто по своей массивности, прежде всего и больше всего остального, производимого человеком, бросаясь в глаза.
Уже из этого одного видим, что пение,
произведение чувства, и
искусство, заботящееся о форме, — два совершенно различные предмета.
Но жизнь не думает объяснять нам своих явлений, не заботится о выводе аксиом; в
произведениях науки и
искусства это сделано; правда, выводы неполны, мысли односторонни в сравнении с тем, что представляет жизнь; но их извлекли для нас гениальные люди, без их помощи наши выводы были бы еще одностороннее, еще беднее.
Наука не думает скрывать этого; не думают скрывать этого и поэты в беглых замечаниях о сущности своих
произведений; одна эстетика продолжает утверждать, что
искусство выше жизни и действительности.
Все, что высказывается наукою и
искусством, найдется в жизни, и найдется в полнейшем, совершеннейшем виде, со всеми живыми подробностями, в которых обыкновенно и лежит истинный смысл дела, которые часто не понимаются наукой и
искусством, еще чаще не могут быть ими обняты; в действительной жизни все верно, нет недосмотров, нет односторонней узкости взгляда, которою страждет всякое человеческое
произведение, — как поучение, как наука, жизнь полнее, правдивее, даже художественнее всех творений ученых и поэтов.
Естественное пение как излияние чувства, будучи
произведением природы, а не
искусства, заботящегося о красоте, имеет, однако, высокую красоту; потому является в человеке желание петь нарочно, подражать естественному пению.
Точно так же и с приговором эстетики о созданиях природы и
искусства: малейший, истинный или мнимый, недостаток в
произведении природы — и эстетика толкует об этом недостатке, шокируется им, готова забывать о всех достоинствах, о всех красотах: стоит ли ценить их, в самом деле, когда они явились без всякого усилия!
Быть может, он окажет, что все эти вещи —
произведения не столько
искусства, сколько роскоши; быть может, он скажет, что истинное
искусство чуждается роскоши, потому что существеннейший характер прекрасного — простота.
Каково же отношение этих
произведений фривольного
искусства к безыскусственной действительности?
Но предмет нашего исследования —
искусство как объективное
произведение, а не субъективная деятельность поэта; потому было бы неуместно вдаваться в исчисление различных отношений поэта к материалам его
произведения...
Смешение красоты формы, как необходимого качества художественного
произведения, и прекрасного, как одного из многих объектов
искусства, было одною из причин печальных злоупотреблений в
искусстве.
Верх ее
искусства, апогей ее благотворности — если она захочет и сумеет показать значение
произведений того или другого писателя для его времени и потерю этого значения в наше время.
Уважаю я труд библиографа, знаю, что и для него нужно некоторое приготовление, предварительные знания, как для почтальона нужно знание городских улиц; но позвольте же мне более уважать критика, который дает нам верную, полную, всестороннюю оценку писателя или
произведения, который произносит новое слово в науке или
искусстве, который распространяет в обществе светлый взгляд, истинные, благородные убеждения.
О художниках и об
искусстве он изъяснялся теперь резко: утверждал, что прежним художникам уже чересчур много приписано достоинства, что все они до Рафаэля писали не фигуры, а селедки; что существует только в воображении рассматривателей мысль, будто бы видно в них присутствие какой-то святости; что сам Рафаэль даже писал не всё хорошо и за многими
произведениями его удержалась только по преданию слава; что Микель-Анжел хвастун, потому что хотел только похвастать знанием анатомии, что грациозности в нем нет никакой и что настоящий блеск, силу кисти и колорит нужно искать только теперь, в нынешнем веке.
Пожелаем же, чтобы артисты наши, из всей массы пьес, которыми они завалены по своим обязанностям, с любовью к
искусству выделили художественные
произведения, а их так немного у нас, — и, между прочим, особенно «Горе от ума» — и, составив из них сами для себя избранный репертуар, исполняли бы их иначе, нежели как исполняется ими все прочее, что им приходится играть ежедневно, и они непременно будут исполнять как следует.
Монархиня повелела — и Россия, дотоль не соразмерная в частях своих, подобно дикому
произведению Натуры или слепого случая, прияла вид гармонического размера, подобно творению совершенного
Искусства; части сравнялись между собою, и каждая Губерния ограничилась удобнейшим для нее пространством.
Здесь вы встретите такие талии, какие даже вам не снились никогда; тоненькие, узенькие талии, никак не толще бутылочной шейки, встретясь с которыми, вы почтительно отойдете к сторонке, чтобы как-нибудь неосторожно не толкнуть невежливым локтем; сердцем вашим овладеет робость и страх, чтобы как-нибудь от неосторожного даже дыхания вашего не переломилось прелестнейшее
произведение природы и
искусства.
Разумеется, критика должна служить приложением вечных законов
искусства к частному
произведению, должна, как в зеркале, представить достоинства и недостатки автора, указать ему верный путь, а читателям — места, которыми они должны или не должны восхищаться.
Тут уже мерка наших требований изменяется: автор может ничего не дать
искусству, не сделать шага в истории литературы собственно и все-таки быть замечательным для нас по господствующему направлению и смыслу своих
произведений.
Мы это делали не раз и при обозрении литературной деятельности других писателей; но за иных на нас вскидывались приверженцы «вечных» красот
искусства, полагающие, что о
произведениях, например, гг.
Религиозный гений необходимо есть и великий молитвенник, и, в сущности,
искусству молитвы только и учит вся христианская аскетика, имеющая высшей целью непрестанную («самодвижную») молитву, «молитву Иисусову» или «умное делание» [Учением о молитве полны
произведения церковной аскетики, в частности творения св. Макария Великого, Симеона Нового Богослова, Иоанна Лествичника, Исаака Сирина, Тихона Задонского, церковных писателей: еп.
«Для эпох неудержимого упадка определенной религии характерно, что исполнения религиозного
искусства процветают здесь как никогда при иных обстоятельствах, между тем как творческая способность к созданию религиозных
произведений подлинного величия и настоящей глубины угасает вместе с неомрачимым доверием и непоколебимой силой веры.
Далеко не многие понимают, что художественное мироощущение с его критерием эстетически составляет принадлежность не только служителей
искусства и его ценителей, но прежде всего и в наибольшей степени тех, кто самую жизнь свою делают художественным
произведением, — святых подвижников.
Греки чтили Женственность под разными ликами: Афины, Дианы, наипаче же Афродиты, которой посвящены наипрекраснейшие
произведения греческого
искусства.
Эта пора сугубо бедных содержанием беллетристических
произведений в то же самое время была порой замечательного процветания русского
искусства и передала нам несколько имен, славных в летописях литературы по
искусству живописания.